Выборы в России

Зачем в России до сих пор проводят выборы, если их исход всегда ясен? Как они устроены и что с ними будет? Почему их нельзя просто отменить?

Смотрим на фундамент современного режима

Выборы в России — парадоксальная вещь. С одной стороны, избиратели убеждены в их бесполезности и полной контролируемости, о чём говорит уже традиционная низкая явка. С другой, власть выделяет большие ресурсы на их организацию и агитацию за административных кандидатов, а это говорит о том, что на них происходит реальная политическая борьба.

В сентябре пройдут очередные выборы мэра Москвы, на которых гарантированно победит Сергей Собянин. Казалось бы, зачем нужно проводить это голосование и тратить на него кучу ресурсов, если их результат известен заранее и никого выбирать там на самом деле не планируют?

Одна из главных функций выборов в подобной системе — обеспечение легитимности. Другими словами, выборы как бы отвечают на вопрос о том, почему во власти находятся определённые люди, и почему мы подчиняемся их решениям. В данной логике нахождение текущего истеблишмента у власти обусловлено тем, что они выиграли некую борьбу идей с другими силами и большинство населения согласны с тем, что эти люди представляют их интересы. Таким образом, легитимность режима строится как бы демократическим способом.

Идею о демократических источниках легитимности можно легко увидеть на контрасте с традиционной легитимностью, существовавшей преимущественно до 20 века. В последней источником легитимности является не воля народа, а иные факторы — историческая традиция наследования, божественный мандат на правление и т. д.

Получается, что из бесполезного и бутафорского обряда выборы превращаются в главный соединительный компонент путинского режима. Электоральные процедуры, на которые возлагались надежды по установлению демократии в России либералами, де-факто были быстро освоены антидемократическими силами и инструментализированы для политической борьбы.

Вместо средства вовлечения людей в демократический политический процесс выборы превратились в аккламационный механизм легитимации принимаемых решений. Эта модель отдалённо напоминает ту, которая была распространена в древнем Риме, когда толпа возгласами одобряла или осуждала предлагаемые решения. Народ в этой схеме не может быть источником каких-либо инициатив или изменений, а может лишь пассивно соглашаться с решениями «сверху», или противиться им.

Наивно полагать, что эта система возникла в начале нулевых как гриб после дождя. То, что происходило после «лихих» 90-х является лишь продолжением той системы, которая была выстроена в эпоху Ельцина и приватизации. Уже через год после развала СССР в стране произошёл конституционный кризис, и в 93 году был проведён референдум, целью которого было показать легитимность Ельцина. Спустя 3 года прошли президентские выборы, ставшие плацдармом для манипуляций, начиная с подставных кандидатов и заканчивая применением админресурса.

Выборы создали закрытое сообщество политиков и политтехнологов, далёких от людей по условиям жизни и взглядам на мир. Ожесточённая политическая борьба превратила цинизм в норму этого сообщества, что хорошо заметно из написанного и сказанного политтехнологами того времени — посмотрите на Олега Матвейчева или книгу «Уши машут ослом».

Одних электоральных процедур было бы явно недостаточно для удержания власти на таком долгом промежутке, поэтому они действуют в синергии с другими компонентами текущего режима: деполитизацией и общественной атомизацией. 90-е разочаровали многих во мнении о том, что они могут как-то влиять на власть, а сама власть активно создавала и распространяла нарративы о «неполноценности» и «грязи» политики с целью убеждения людей в том, что им надо обходить её стороной. Это играет ей на руку на региональных кампаниях, когда выборы нужно провести по-тихому и отдать мандат в нужные руки. Явка на большинстве региональных выборов зачастую не превышает 20%, что позволяет избирать кандидатов за счёт админресурса. Но это же облегчает успех стратегического голосования, ведь для победы оппозиционного кандидата нужно мобилизовать не так много сторонников.

На федеральных выборах дела обстоят чуть иначе. Явка на них не сушится намеренно, идёт агитационная борьба, создаётся больше административных барьеров для кандидатов. Это связано с тем, что на них власти нужно показать хороший результат при хорошей явке. Поэтому в 2018 году был знаменитый план «70 на 70», а в 2020 всех так активно сгоняли на голосование «на пеньках». Явка обеспечивает легитимность результата, а высокая явка позволяет оправдать итоги голосования в глазах общества. Долгое время был распространён миф о том, что несмотря на фальсификации на выборах, партия власти и президент всё равно популярнее оппозиции из-за той же высокой явки. Она же обеспечила молчаливое принятие итогов плебисцита 2020 года.

Кажется, что в настоящий момент происходит трансформация режима из плебисцитарной демократии (как его описывал Григорий Юдин) к какой-то форме, черпающей легитимность иными способами. Возрастёт градус насилия в отношении несогласных, а любая платформа с альтернативным мнением будет уничтожаться.

Уже сейчас понятно, что больше не будут допущены кандидаты с антивоенной точкой зрения. Скоро на всех выборах будет задействован ДЭГ, а значит, власть будет знать информацию о каждом избирателе: голосовал ли он и за кого. Выборы-22 в Москве показали, какой потенциал открывается в мобилизации админресурса при ДЭГ. Теперь достаточно собрать пароли от госуслуг у сотрудников предприятия и не тревожить их походом на участок. Голосование электронными «душами» станут новой ступенью электорального феодализма и будут отечественной инновацией в мировой политике.